Последний заложник дела ЮКОСа

19 июня — 16 лет со дня ареста Алексея Пичугина. В этот день «МБХ медиа» публикует статью журналиста Веры Васильевой, все эти годы следившей за делом бывшего главы отдела экономической безопасности ЮКОСа. И запускает серию материалов, в которых журналисты будут писать об уголовных делах, в которых наиболее беспардонно попираются нормы закона.

Только что мы наблюдали невероятное воодушевление гражданского общества — его усилиями преследование журналиста Ивана Голунова по наспех сфабрикованному уголовному делу было прекращено. Но в спискеполитзаключенных для меня «политзаключенным номер один» остается Алексей Пичугин — почти с самого начала его уголовного преследования. Он — единственный из преследуемых по делу ЮКОСа, кто остается за решеткой. И он удерживается под стражей дольше всех остальных современных российских политических заключенных.

Пичугин в ЮКОСе был менеджером среднего звена, руководителем экономического отдела в службе безопасности компании, отвечающим за прием новых сотрудников на работу и предотвращение краж. 19 июня исполняется 16 лет с тех пор, как он был арестован по сфальсифицированным обвинениям. Из них 11 лет он провел в колонии для приговоренных к пожизненному заключению «Черный дельфин» города Соль-Илецка Оренбургской области, известной своим жестким режимом.

Честно признаться, я не предполагала, что дело Пичугина будет оставаться для меня центральным вот уже больше десятилетия.

Первый судебный процесс в отношении Алексея в 2004 году решением судьи Мосгорсуда Натальи Олихвер проходил за закрытыми от публики дверями. Впоследствии Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) признал это нарушением права Пичугина на справедливое правосудие (гарантированного статьей 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, которую Россия обязана соблюдать). Делать выводы об убедительности доказательной базы Генпрокуратуры и характере суда можно было только на основе комментариев, которые давали для СМИ участники процесса. Впрочем, то, что Алексей был осужден за якобы организацию убийства супругов Ольги и Сергея Гориных из Тамбова при отсутствии их трупов, так и не найденных, уже позволяло сделать неутешительные выводы о доказательной базе следствия, на которой суд основывался при вынесении приговора. Известное правило «нет тела — нет дела» в случае Пичугина не работало. Присяжные, изначально судившие Алексея и, очевидно, склонявшиеся к выводу о его невиновности, были распущены по весьма сомнительным основаниям, и вместо них была собрана новая коллегия. Эти присяжные испытывали сильное влияние Генпрокуратуры. Кстати, это косвенно подтвердил гособвинитель Камиль Кашаев (по итогам суда над Пичугиным он получил звание генерала в 33 года, а недавно был назначен на пост прокурора Башкирии). Тогда, во время первого процесса по делу Пичугина, он проговорился на пресс-конференции о том, что присяжных возил в суд специальный автобус.

Ключевым свирелям против Пичугина по первому делу стал Игорь Коровников — бывший житель города Тамбова, рецидивист, насильник, серийный убийца. В 2000 году он был признан виновным в восьми убийствах, пяти изнасилованиях (в том числе малолетних), похищениях людей, изготовлении самодельных взрывных устройств, а также в других преступлениях. Он был приговорен Тамбовским областным судом к пожизненному лишению свободы. К 2003 году Коровников сидел уже около трех лет в колонии на острове Огненном Вологодской области, когда к нему приехали побеседовать следователи Генпрокуратуры и сотрудники ФСБ. И Коровников сразу вдруг вспомнил: в 1999 году Пичугин встречался с ним лично и пытался заказать ему убийство Гориных… 30 марта 2005 года Наталья Олихвер вынесла приговор Пичугину: 20 лет лишения свободы в колонии строгого режима. Этот приговор во многом определил все последующие.

Несмотря на очевидность всех этих фактов, я считала их лично для себя недостаточными и по этой причине пришла на первое же судебное заседание в рамках второго уголовного дела Пичугина, слушания по которому были открытыми, 3 апреля 2006 года. Я думала, что схожу на три-четыре заседания, составлю собственное мнение о том, виновен Алексей или нет, и успокоюсь. Однако не успокоилась до сих пор.

Судебных процессов в отношении Пичугина было три, а уголовных дел два. Так получилось потому, что второе уголовное дело — об организации убийств мэра Нефтеюганска Владимира Петухова и директора московской фирмы «Феникс» Валентины Корнеевой, а также покушений на управляющего компании «Ист Петролеум Ханделс» Евгения Рыбина — рассматривалось Мосгорсудом дважды. Пичугину постепенно назначали все более и более суровые приговоры. Ему вновь и вновь предоставляли шанс дать показания против своего бывшего руководства — экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского и бывшего вице-президента компании Леонида Невзлина — и таким образом избежать страшной участи. И опять шантажировали пожизненным заключением в случае отказа.

Первое рассмотрение второго уголовного дела проходило с 3 апреля по 17 августа 2006 года под председательством судьи Владимира Усова. Оно закончилось приговором о 24-летнем лишении свободы в колонии строгого режима. К тому, что решение судьи Усова будет обвинительным, готовились и адвокаты Алексея, абсолютно уверенные в невиновности своего подзащитного, и большинство присутствовавших на процессе. Практика расправ под видом правосудия на тот момент уже была известна слишком хорошо для того, чтобы питать иллюзии. Однако в сочетании с обвинительным вердиктом парадоксальным в моих глазах выглядел срок наказания. Назначив Пичугину 24 года заключения, судья постановил: этот срок должен был исчисляться с учетом уже вынесенного ранее приговора Натальей Олихвер. Таким образом, Усов добавил к уже назначенному сроку четыре года. За три убийства и два покушения, якобы полностью доказанных в суде, — четыре года? Лично для меня этот «казус» говорит об одном: Усов, будучи грамотным юристом и опытным судьей, прекрасно понимал, что осуждает невиновного. Но он был несвободен в своем решении.

21 февраля 2007 года судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ отменила этот приговор, а дело вернула в Мосгорсуд на новое рассмотрение. Кассационное определение Верховного Суда вообще примечательное. На девяти его листах из 27-ми высшая судебная инстанция России констатировала правонарушения, допущенные Мосгорсудом в отношении бывшего сотрудника ЮКОСа, во многом согласившись с доводами его адвокатов. Из определения Верховного Суда также следовало, что мотивы, по которым Пичугин якобы совершал преступления, опровергаются материалами дела, а судья Усов не принял это во внимание. Главная же беда заключалась в том, что Верховный Суд РФ указал в своем определении, что Пичугину нужно назначить более строгое, чем 24 года лишения свободы, наказание. Это указание — нонсенс, беспрецедентное и грубейшее нарушение одного из основополагающих принципов современного судопроизводства: презумпции невиновности. Впоследствии на это указал ЕСПЧ, отметив, что следует отменить обвинительный приговор и начать новое разбирательство дела.

Повторный судебный процесс по этому же делу, с 17 апреля по 6 августа 2007 года, вел судья Мосгорсуда Петр Штундер. Он и приговорил Пичугина к пожизненному заключению в колонии особого режима. Формулировки «неустановленные лица», «неустановленное время» и «неустановленное место» в обвинительном заключении, а вслед за ним и в приговоре повторяются многократно. Между тем это, по словам адвоката Пичугина Дмитрия Курепина, противоречит закону. Главные «свидетели» обвинения, осужденные Цигельник и Решетников, давали показания о якобы причастности Пичугина и Невзлина к преступлениям со слов третьих лиц — Горина и Горитовского. Проверить, действительно ли те говорили приписываемые им слова, невозможно (Горитовский убит, а Горин вместе с женой исчез). 31 января 2008 года Верховный суд РФ оставил это приговор судьи Штундера в силе, отклонив кассационную жалобу адвокатов.

А 21 апреля 2008 года, выступая в Мосгорсуде на процессе по делу Невзлина, Цигельник и Решетников отказались от показаний против сотрудников ЮКОСа. Как сообщил суду Цигельник, на самом деле он никогда не знал ни Пичугина, ни Невзлина, а впервые услышал о них только от руководителя следственной группы Юрия Буртового. Сходные признания сделал и Решетников. По его словам, Буртовой рассказал, будто Невзлин и Пичугин — заказчики преступлений, а потом посоветовал дать «правдивые показания». А еще раньше осужденный Владимир Шапиро в кассационной жалобе, адресованной в коллегию Верховного суда, утверждал, что следователи обещали ему «манну небесную» за оговор Пичугина и Невзлина. Все эти люди, уже имевшие за плечами неоднократные преступления и судимости, объясняли свое поведение тем, что следователи им обещали скостить срок, но в итоге обманули. Однако их признания в лжесвидетельстве никак не повлияли на судьбу Пичугина, хотя, по закону, должны были стать новыми обстоятельствами по делу, позволяющими отменить приговор и возобновить судебное разбирательство.

Спустя год после выхода в свет первого издания моей книги «Алексей Пичугин — пути и перепутья (биографический очерк)», в 2012 году, я получила по электронной почте письмо, которое вынуждена цитировать здесь с сокращениями — чтобы не раскрыть персональных данных автора, не пожелавшего публичности. Его можно понять. Близкий к следствию по первому делу Пичугина в 2003—2004 годах этот человек сейчас никак не связан с правоохранительной системой и ведет частную жизнь. Заяви он свою позицию публично, эта жизнь легко может быть разрушена репрессивной машиной, что никак не поможет Алексею. И я считаю себя не вправе нарушать это табу.

«Я лично был знаком с Алексеем <…>. С самого начала следствия было понятно, что Алексей сядет, причем надолго. <…> Тогда основной упор на дело Гориных делали, делом Рыбина с какой-то натяжкой занимались, а потом «дособирали» Костину, Петухова, директора магазина «Феникс» и другие «эпизоды». На Кеннеди не дотянули.

Жаль, что Алексей стал жертвой политического дела Ходорковского, его просто хотели использовать как «рычаг» [для давления] на Невзлина… Даже если он и был причастен ко всему вмененному криминалу (допускаю), то ни один эпизод в классическом понимании этого не был доказан», — написал мне читатель моей книги.

Впоследствии мы встретились лично. Состоявшийся между нами разговор глубоко потряс меня. Впервые о недоказанности вины говорил не независимый эксперт, не журналист, не правозащитник, не адвокат, а человек с противоположной стороны. По словам моего собеседника, задача провести объективное расследование уголовного дела перед группой Буртового не ставилась. Требовалось собрать доказательства вины ЮКОСа, отбросив доказательства в пользу представителей опальной нефтяной компании.

С тех пор в отношении Пичугина были вынесены два решения Страсбургского суда: от 2012-го и от 2017 года о необходимости пересмотра его уголовного дела из-за его неправосудности, неоднократные постановления Комитета министров Совета Европы — органа, контролирующего исполнение странами решений ЕСПЧ — о том, что Россия, вопреки своим международным обязательствам, так и не сделала это. Не только ПЦ «Мемориал» признал Алексея политзаключенным, но и ряд зарубежных правозащитных организаций глубоко обеспокоены его судьбой. Например, канадский Центр прав человека имени Рауля Валленберга считает бывшего сотрудника ЮКОСа узником совести. В мае этого года Рабочая группа ООН по произвольным задержаниям опубликовала свое заключение о том, что Пичугин произвольно лишен свободы уже почти 16 лет. В этом документе содержится требование «немедленно и безусловно освободить» его. «Международная амнистия» также неоднократно обращала свое внимание на это вопиющее уголовное дело.

Михаил Ходорковский неоднократно заявлял публично о том, что он согласен на любые показания Пичугина (в том числе оговаривающие его самого), которые помогли бы несправедливо осужденному освободиться. Но Алексей по-прежнему отказывается лжесвидетельствовать, несмотря на непрекращающееся давление на него.

«Здесь они [те, кто сфабриковал дело Пичугина] столкнулись с личностью совершенно удивительных свойств, — поделился со мной своим мнениемЛеонид Невзлин в одном из интервью. — Я снимаю перед Пичугиным шляпу. У меня очень специальное, сложное отношение к сотрудникам спецслужб, в том числе и бывшим [Алексей до прихода в структуры Ходорковского работал в военной контрразведке], у меня очень сложное личное специальное отношение к людям очень религиозным, а он таким является. И к православному христианству у меня, не буду скрывать, специальное отношение. но вдруг в лице Пичугина я вижу исключение из всех правил, в хорошем смысле исключение. Из всех правил, которые у меня возникли, по восприятию других людей такого типа. Это настолько удивительное исключение, он настолько чистый, мужественный и истинно верующий человек, что я — еще раз повторю — просто снимаю шляпу.

Я считаю, что эта история давно исчерпала себя. По-моему, очевидно, что Пичугин не признает своей вины и не оговорит руководство ЮКОСа в обмен на обещания свободы. А Ходорковский не перестанет заниматься общественной деятельностью и резко критиковать нынешнюю власть, как бы его ни пытались остановить тем, что в российских застенках — заложник.

Многолетнее жесткое давление на Пичугина и Ходорковского со стороны российской власти оказалось абсолютно безрезультатным, эта история зашла в тупик, и ее нужно прекращать. А это можно сделать единственным способом: освободив Пичугина. Юридических инструментов — причем довольно простых — для этого по-прежнему предостаточно. Например, справедливое и беспристрастное рассмотрение надзорной жалобы защиты Пичугина в Верховном суде РФ (адвокаты осужденного ее не подавали из обоснованных опасений ангажированности суда), помилование (на что, кстати, указывал и Комитет министров Совета Европы)… Всё перечисленное, слову, позволяет российской власти более-менее сохранить лицо. Только делать это нужно как можно скорее.

Впрочем, вышесказанное ни в коей мере не значит, что нам, обществу, нужно молча ждать, когда наша власть придет к такому же выводу. Напротив, я убеждена, что мы должны продолжать постоянно поднимать голос в поддержку Алексея Пичугина. Еще в 2011 году писатель Борис Стругацкий, тоже наблюдавший за развитием дела Пичугина, сказал: «Это рассказ о нашем странном времени. Рассказ о том, что может сделать с человеком сегодня наша государственная машина, если хочет не убить его, а просто исключить из числа реально живущих. Это — демонстрация того, что может случиться завтра с любым из нас. История обыкновенной трагедии. Давайте знать, сострадать и не забывать».

Тем более что недавние события с Иваном Голуновым убедительно продемонстрировали: гражданское общество способно повлиять на действия власти радикальным образом.